§ John Grindrod. Concretopia: A Journey Around the Rebuilding of Postwar Britain. London: Old Street Publishing, 2013
Книга Джона Гриндрода, родившаяся из многих лет наблюдений, поездок и интервью заставляет заново взглянуть на наследие послевоенного модернизма. Архитектура брутализма в Великобритании: харизматичные бетонные структуры, завораживающие и пугающие многоэтажные жилые комплексы, идеи социального равенства и архитекторы, желавшие перекроить жизнь горожан — все это чаще всего воспринимается сегодня не как период взлета технологии и мысли, а как маниакальная и мегаломанская амбиция, породившая непривлекательные и недружелюбные структуры.
Гриндрод восхищается брутализмом, избегая одновременно и краеведческого пафоса, и академической сухости. Рассказывая истории отдельных зданий, комплексов и городов, чья репутация оставляет желать лучшего, он описывает историю массового помешательства середины XX века, объясняя как это могло произойти и почему это произошло, историю о том, как «однажды они были будущим». Concretopia не пытается переубедить читателя в его отношении к послевоенному строительству. Рассказывая о брутализме скорее в журналистском, а не академическом тоне, Concretopia Гриндрода очаровывает искренностью интервью с жильцами и благородством идей архитекторов. Мечтательный характер, в котором она написана, лишен однако какой бы то ни было попытки оценить эпоху, предоставляя исторический материал, базу для интеллигентной дискуссии о послевоенном модернизме в Великобритании.
Елена Фадеева, архитектор
07/2016
Трудно понять место, откуда ты родом, ведь с ним неразрывно связано твое взросление. Родной дом, улицы и город до сих пор остаются загадочными, полными вопросов, ответить на которые, кажется, не способен никто. Почему одна из наших спален такая маленькая? Почему мы не можем играть с мячом на той лужайке? Смогли бы мы жить в многоэтажном доме как те дети? По большей части, отвлекаемый подавляющей банальностью реальной жизни, ты миришься с этими вопросами без ответов. Нам нужно продолжать платить по счетчику, который стоит под лестницей1. Остальные люди живут в своих собственных домах. Автобусы не ходят в этот конец района. Почему? Кто знает. Все эти вещи просто есть.
Я вырос в Нью-Эддингтоне. Это место всегда казалось странным, будто городской жилой массив был брошен в сельской местности за пределами Кройдона. Я помню, как моя учительница географии из старшей школы, пришла на урок в 1985 году вооруженная тележкой с аппаратурой и зловеще произнесла: «Мне кажется, вам это будет интересно». Когда она нажала кнопку play на видеомагнитофоне Betamax, на экране возник тощий человек в одежде 70-х, рассказывающий о градостроительном эксперименте, который пошел наперекосяк, а затем появилась надпись: «Нью-Эддингтон». Мы никак не отреагировали, главным образом потому, что в моей школе выражение удивления или любого рода заинтересованности было неоспоримым признаком слабости. Однако, эта программа повлияла на меня так, как не повлиял десяток лет уроков географии. Она заставила меня задуматься. По мере того, как ведущий на протяжении получаса совершал свое путешествие по району, я все больше чувствовал себя лежащим в распахнутом операционном халате перед хирургом, объясняющим мои симптомы группе студентов-медиков. Что он имел в виду? Безусловно, Нью-Эддингтон был далек от идеала, но что же с ним было не так? Вот он, занимающий многие акры, влакущий свое существование, и мы, класс 1985 года, — все его дети. Если это было плохое планирование, сделало ли оно нас плохими людьми из плохого района?
По всей вероятности, вы не слышали о Нью-Эддингтоне. У него немного причин быть известным. Самая главная статья экспорта этого района Южного Лондона с населением в 22 тысячи человек — прическа «кройдонский фейслифт» — беспощадно тугой хвост, популярный у местных измученных мамаш из рабочего класса.
«Трамвайная расистка» Эмма Уэст, возмутившая Twitter в 2011 году, быстро стала самой известной жительницей Нью-Эддингтона после того, как видеоролик, в котором она расово оскорбляла другого пассажира, набрал 11 миллионов просмотров на Youtube. Кирсти Маккол написала песню об этом месте: The Addington Shuffle. Кажется, это был би-сайд. Летом 2012, пока Олимпийские игры стремительно превращали остальной Лондон в зону мира, гармонии и любви, по-настоящему ужасная новость парализовала жителей Нью-Эддингтона. Двенадцатилетняя Тиа Шарп была объявлена пропавшей из дома ее бабушки в Лиденс, а неделю спустя тело девочки нашли на чердаке завернутым в одеяло. Кадры бесплодных поисков, напрасных бдений, импровизированный алтарь в память о девочке несколько дней показывали бок о бок с олимпийскими чемпионами, гордо демонстрировавшими свои трудом завоеванные медали в нескольких милях к северу в Стрэтфорде. Дело вроде этого способно сильно изменить город. Оуэн Джонс, автор книги Chavs, писал в Twitter, что этим, по его мнению, о жизни в бедных сообществах было сказано столько же, сколько Гарольд Шипман2 сказал о врачах. В Нью-Эддингтоне самая низкая явка избирателей во всей Южной Англии, пристрастия жителей с годами переменились: от устойчиво Лейбористских до недавних заигрываний с ультраправыми.
Огромный район, построенный в семи милях от центра Кройдона на вершине холма, был настолько холодным, изолированным и открытым ветрам, что получил прозвище «маленькая Сибирь». В 1935-м году, когда, для защиты предместий Лондона от расползающегося города, только-только вводился закон о «зеленом поясе», земля была куплена девелопером Чарльзом Бутом, чья компания возвела большую часть межвоенных построек. Не все были в восторге от перспективы строительства нового района на лесистом холме. «Мы знаем что люди должны где-то жить, но существует множество других мест, более подходящих для строительства.» — высказался викарий деревни Эддингтон, живший у подножия холма. Отношения между двумя поселениями, старой деревней и новым районом, не улучшились со временем.
Так или иначе, к тысяче блокированных домов и мезонетов из красного кирпича, построенных перед войной, в 50-60х присоединилась тысяча панельных муниципальных домов и квартир. В 1970 году, когда я родился, мои родители переехали из Найн Элмс, рабочего района в Баттерси, в один из довоенных мезонетов.
В этой довоенной части района всюду были зелёные пространства, по большей части скошенные: трава на обочине, клочки зелени между жилыми домами, широкие аллеи, разделяющие ряды домов, огромные зелёные круговые развязки, контуры склонов холма, постриженного и похожего на бугристый скальп. Время шло, я подрастал, а большинство этих мест обзавелись знаком «не играть с мячом».
Послевоенный район был более плотным: переулки, дорожки, скопления гаражей — людям, жившим тут, приходилось идти до окраин, чтобы увидеть что-то большее, чем замученные кусочки зелени размером с монету. Несмотря на фермерские поля и леса, которые до сих пор окружают Нью-Эддингтон, мне это место всегда казалось скорее городом, чем пригородом. Это чётко врезалась в моё подростковое видение британской жизни 80-х — ментальная карта, состоящая из бунтующих разорённых окраин Брикстона и Ливерпуля, пустынных городских пейзажей, ощущений, вызываемых песнями групп The Specials или The Smiths, жесткого постапокалиптичного оформления телевизионных научно-фантастических программ и фильма «Нити». Оглядываясь назад, я понимаю, что Нью-Эддингтон, на самом деле, не был похож ни на одно из этих мест. Дать ему точное объяснение непросто. Это удивительное рагу из жилого массива, упавшего на холм и окружённого лесом, не было похоже ни на одно из мест, виденных мной ранее. До тех пор, пока я не начал работу над этой книгой.
Плавучая база — Кройдон — место, название которого ленивые комики непроизвольно используют как синоним дерьма. Нарицательное имя для довольно устаревшей английской идеи уродства, скуки и смущения, бок о бок с Олив из сериала On the Buses, древесностружечными обоями и школьными обедами. Подростком я стал забредать в центр Кройдона, получив там, в итоге, работу, но понимал я его не лучше Нью-Эддингтона. Там были офисные кварталы, само собой: «Манхэттен, построенный в Польше» — как выразился один шутник. У меня же была огромная антипатия к этому месту. «Это было моим возмездием, я ненавидел Кройдон с особой злобой… Он воплощал все, чего я не хотел в своей жизни, все, чего я хотел избежать.» — таков был вердикт Дэвида Боуи, и многие мои друзья с этим согласны.3
Перевод фрагмента — Анастасия Белинская
Коммунальные услуги, к примеру, отопление, предоставляются по предоплате (прим. пер.). ↩
Гарольд Шипман (англ. Harold Shipman) — британский серийный убийца-врач, орудовавший в пригороде Манчестера Хайде. ↩
Как это ни странно, многие звезды жили, работали или учились в Кройдоне, начиная от панков из арт-колледжа и заканчивая более недавними выпускниками Лондонской школы исполнительского искусства и технологий (BRIT School) вроде Эми Уайнхаус и Адель.Однако, это редко упоминается рядом с локомотивами поп-культуры вроде Шеффилда, Ливерпуля и Манчестера. Никто не хочет ассоциироваться с кройдонским звуком. Даже Боб Стэнли, архитектурно подкованный член поп-чемпионов Saint Etienne из Кройдона, на этот счет слегка пренебрежителен. «Южный Лондон ведь не очень-то и Лондон, не так ли? — говорил он The Guardian. — Это просто бесконечный пригород.» ↩